Глеб лебедев. Лебедев, глеб сергеевич

Памяти Глеба Сергеевича Лебедева // Российская археология. 2004. № 1. С. 190-191.

Не стало Глеба Сергеевича Лебедева. Он умер в ночь на 15 августа 2003 г. в Старой Ладоге, во время сезона, юбилейного для древнерусского города: изучению Ладоги и ее округи Лебедев отдавал много сил. Этим же летом Глеб с энтузиазмом участвовал в подготовке очередной конференции Ассоциации европейских археологов, проведение которой было намечено на сентябрь 2003 г. в родном городе Лебедева — Петербурге…

Г.С. Лебедев родился в блокадном Ленинграде 28 декабря 1943 г. Он учился на кафедре археологии истфака ЛГУ и
всегда демонстрировал свою приверженность ленинградским — петербургским традициям, “петербургской школе”. В научную жизнь этой школы он включился еще студентом и был оставлен преподавателем на кафедре археологии по ее окончании в 1969 г. В 1977 г. Г.С. Лебедев стал доцентом, в 1990 г. был избран профессором по той же кафедре; какие бы посты ни занимал Лебедев, он оставался привязан к университетской среде — среде ученых, преподавателей и студентов.

В этой среде с 1960-х г. разрабатывались новые методы и подходы к историко-археологическим проблемам. В Ленинграде Глеб (все мы тогда еще называли друг друга по имени — не будем отказываться от этого и сейчас) стал активнейшим участником, несомненным лидером и генератором идей среди своих сверстников — членов “варяжского” семинара, руководимого тогда Л.С. Клейном. Работа недавнего студента по итогам этого семинара, написанная совместно с Л.С. Клейном и В.А Назаренко в 1970 г. и посвященная норманским древностям Киевской Руси, не только порывала с официозными стереотипами советской историографии, но и открывала новые перспективы в исследовании как славяно-русских, так и собственно скандинавских древностей эпохи викингов. В полемике, связанной с этими перспективами, с увлечением принимали участие как ленинградские, так и московские археологи, прежде всего — участники Смоленского семинара Д.А. Авдусина; средоточием этой полемики стали скандинавские конференции, археологические секции которых привлекали тогда исследователей всех специальностей. Эта полемика, продолжавшаяся не только на конференциях и в научной печати, но и в московских и питерских кухнях, объединяла, а не разъединяла ее участников, и дружба с оппонентами была весьма продуктивной для представителей разных “школ”. Тем горестней потеря Глеба для тех, кто знал его с тех лет и кто подписывает сейчас его некролог.

Глеб Сергеевич всю жизнь оставался преданным своей научной и вместе с тем романтической любви — любви к эпохе викингов. Ему, как никому другому был знаком “жар холодных числ”: он использовал статистико-комбинаторные методы для анализа погребальных обрядов, занимался структурной типологией, и при этом увлекался романтическими образами “конунгов-викингов”, на лекциях цитировал скальдические висы. Его книга “Эпоха викингов в Северной Европе” (Л., 1985) объединяла очерки по “материальной” и “духовной” культуре (Лебедев защитил ее как докторскую диссертацию в 1987 г.). Книга включала также принципиально важный раздел о варягах на Руси. Опираясь на археологический материал, Г.С. Лебедев впервые в отечественной историографии продемонстрировал единство исторических судеб Северной и Восточной Европы, открытость Руси “балтийской цивилизации”, значение пути из варяг в греки для становления Древней Руси. Это был не только результат объективных научных разысканий. Глеб мечтал об открытом гражданском обществе, способствовал его становлению, работая в первом демократическом совете своего города, принимал активнейшее участие в международных предприятиях, которые стали возможны лишь в 1990-е гг. Итогом этих усилий стали международные экспедиции по пути из варяг в греки на моделях раннесредневековых ладей: здесь ученые интересы Лебедева нашли воплощение в реалиях “дружинного” экспедиционного быта (увлекательная книга об экспедициях — “Дракон Нево: на пути из варяг в греки” — была написана Глебом в соавторстве с его товарищем по путешествиям Ю.Б. Жвиташвили).

Вспоминая Глеба, нельзя не сказать особо о другой его любви — любви к Петербургу и всему, что связано с этим городом. Свидетельства этой любви — и небольшая популярная книжка “Археологические памятники Ленинградской области” (Л., 1977) и историософские статьи, непременно включающие археологические аспекты жизни Петербурга (Рим и Петербург: археология урбанизма и субстанция вечного города // Метафизика Петербурга. СПб., 1993). В начале 1990-х Глеб мечтал о возвращении не только “сакрального” имени, но и столичного статуса своему городу.

В ЛГУ — Петербургском университете Лебедев стал одним из инициаторов междисциплинарного семинара по проблемам этногенеза, которым руководил в 1980-1990 гг. совместно с этнолингвистом А.С. Гердом. Итоговым стал изданный ими межвузовский сборник “Славяне: этногенез и этническая история” (Л., 1989); в сборнике впервые (в том числе в статье самого Лебедева) на археологическом материале отчетливо была поставлена проблема балто-славянского единства как основы для славянского (и балтского) этногенеза. Продолжением междисциплинарных исследований стала коллективная монография “Основания регионалистики: формирование и эволюция историко-культурных зон” (СПб., 1999, соавторы В.А. Булкин, А.С. Герд, В.Н. Седых). Введение в науку такой макроединицы гуманитарного исследования как историко-культурная зона, которая вычленяется на основании археологической структурной типологии, системы “культурных типов артефактов” (“топохронов” в терминологии Г.С. Лебедева), равно как и представленный в монографии опыт выделения историко-культурных зон Северо-Запада России, нуждаются в дальнейшем осмыслении и дискуссии, как все, что делал Глеб.

Не менее важным итогом научной деятельности Г.С. Лебедева стал курс истории отечественной археологии, который он читал в ЛГУ с 1970 г. и издал в 1992 г. (История отечественной археологии. 1700-1917 гг.). Лекции Лебедева и его идеи не только привлекали, но и увлекали не одно поколение студентов. Он вообще был открытым, общительным человеком, и ученики его очень любили.

Работы Глеба по скандинавской и славяно-русской археологии приобрели заслуженную международную известность. Археология не была для Глеба предметом сухого академического или учебного интереса: для него она была универсальной “Наукой Начала”, без постижения которого невозможно вникнуть в смысл современных историко-культурных процессов. Интерес к жизни далеких предков, равно как к научным методам и мировоззрению коллег-предшественников, привел Г.С. Лебедева к “предельной констатации”: “как и в изначальных, архаических культурах, живые должны искать ответ о смысле своего бытия, обращаясь к мертвым” (Основания регионалистики. С. 52-53). Речь идет, конечно, не о магической некромантии в духе любимого Глебом эддического “Прорицания провидицы”, а о “единстве самосознания человечества в пространстве и времени”. Глеб оставил яркое и живое наследие, обращение к которому будет необходимым и живым делом в науке о прошлом.

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Глеб Сергеевич Лебедев
Г.С. Лебедев, депутат Ленгорсовета
Место рождения:
Научная сфера:	археология, регионалистика, культурология, историческая социология
Место работы:
Учёная степень:
Учёное звание:
Альма-матер :
Научный руководитель:

Глеб Серге́евич Ле́бедев (24 декабря - августа , Старая Ладога) - советский и российский археолог и специалист по варяжским древностям.

Доктор исторических наук (1987), профессор Ленинградского (Санкт-Петербургского) университета (1990). В 1993-2003 годах - глава петербургского филиала РНИИ культурного и природного наследия Министерства культуры РФ и РАН (с 1998 - Центр региональных исследований и музейных технологий «Петроскандика» НИИКСИ СПбГУ). Считается создателем ряда новых научных направлений в археологии, регионалистики , культурологии , семиотики , исторической социологии . Депутат Ленгорсовета (Петросовета) в 1990-1993 годах, член президиума 1990-1991. .

Напишите отзыв о статье "Лебедев, Глеб Сергеевич"

Примечания

Библиография

Археологические памятники Ленинградской области. Л., 1977;
Археологические памятники Древней Руси IX-XI вв. Л., 1978 (в соавт.);
Русь и варяги // Славяне и скандинавы. М., 1986. С. 189-297 (в соавт.);
История отечественной археологии. 1700-1917 гг. СПб., 1992;
Дракон «Нево». На Пути из Варяг в Греки: Археолого-навигационные исследования древних водных коммуникаций между Балтикой и Средиземноморьем. СПб., 1999; 2-е изд. СПб., 2000 (в соавт.);
СПб., 2005.

Об учёном

Клейн Л. С. // Stratum plus. 2001/02. № 1 (2003). С. 552-556;
Клейн Л. С. Учёный, гражданин, викинг // Клио. 2003. № 3. С. 261-263;
Клейн Л. С. // Спор о варягах: история противостояния и аргументы сторон. СПб. : Евразия, 2009.
Гражданин Касталии, учёный, романтик, викинг / Подгот. И. Л. Тихонов // Санкт-Петербургский университет. 2003. № 28-29. С. 47-57;
Памяти Глеба Сергеевича Лебедева // Российская археология. 2004. № 1. С. 190-191;
Ладога и Глеб Лебедев. Восьмые чтения памяти Анны Мачинской: Сб. статей. СПб., 2004.

Ссылки

Тихонов И.Л.

Отрывок, характеризующий Лебедев, Глеб Сергеевич

Пьер слышал, как она сказала:
– Непременно надо перенести на кровать, здесь никак нельзя будет…
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
– За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.
Несущие, в числе которых была и Анна Михайловна, поровнялись с молодым человеком, и ему на мгновение из за спин и затылков людей показалась высокая, жирная, открытая грудь, тучные плечи больного, приподнятые кверху людьми, державшими его под мышки, и седая курчавая, львиная голова. Голова эта, с необычайно широким лбом и скулами, красивым чувственным ртом и величественным холодным взглядом, была не обезображена близостью смерти. Она была такая же, какою знал ее Пьер назад тому три месяца, когда граф отпускал его в Петербург. Но голова эта беспомощно покачивалась от неровных шагов несущих, и холодный, безучастный взгляд не знал, на чем остановиться.
Прошло несколько минут суетни около высокой кровати; люди, несшие больного, разошлись. Анна Михайловна дотронулась до руки Пьера и сказала ему: «Venez». [Идите.] Пьер вместе с нею подошел к кровати, на которой, в праздничной позе, видимо, имевшей отношение к только что совершенному таинству, был положен больной. Он лежал, высоко опираясь головой на подушки. Руки его были симметрично выложены на зеленом шелковом одеяле ладонями вниз. Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел тем взглядом, которого смысл и значение нельзя понять человеку. Или этот взгляд ровно ничего не говорил, как только то, что, покуда есть глаза, надо же глядеть куда нибудь, или он говорил слишком многое. Пьер остановился, не зная, что ему делать, и вопросительно оглянулся на свою руководительницу Анну Михайловну. Анна Михайловна сделала ему торопливый жест глазами, указывая на руку больного и губами посылая ей воздушный поцелуй. Пьер, старательно вытягивая шею, чтоб не зацепить за одеяло, исполнил ее совет и приложился к ширококостной и мясистой руке. Ни рука, ни один мускул лица графа не дрогнули. Пьер опять вопросительно посмотрел на Анну Михайловну, спрашивая теперь, что ему делать. Анна Михайловна глазами указала ему на кресло, стоявшее подле кровати. Пьер покорно стал садиться на кресло, глазами продолжая спрашивать, то ли он сделал, что нужно. Анна Михайловна одобрительно кивнула головой. Пьер принял опять симметрично наивное положение египетской статуи, видимо, соболезнуя о том, что неуклюжее и толстое тело его занимало такое большое пространство, и употребляя все душевные силы, чтобы казаться как можно меньше. Он смотрел на графа. Граф смотрел на то место, где находилось лицо Пьера, в то время как он стоял. Анна Михайловна являла в своем положении сознание трогательной важности этой последней минуты свидания отца с сыном. Это продолжалось две минуты, которые показались Пьеру часом. Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графа появилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (тут только Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), из перекривленного рта послышался неясный хриплый звук. Анна Михайловна старательно смотрела в глаза больному и, стараясь угадать, чего было нужно ему, указывала то на Пьера, то на питье, то шопотом вопросительно называла князя Василия, то указывала на одеяло. Глаза и лицо больного выказывали нетерпение. Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял у изголовья постели.

Прости нас, Глеб
Пятнадцатого августа в Старой Ладоге, не дожив до шестидесяти, умер известный петербургский историк и археолог Глеб Сергеевич Лебедев.
Он родился в истощенном Ленинграде, только что освобожденном от блокады, и вынес из детства готовность к борьбе, крепкие мускулы и слабое здоровье. Окончив школу с золотой медалью и отслужив три года в армии на Севере, он завершил курс университета досрочно и тотчас был взят на кафедру археологии преподавать своим недавним сокурс-никам. Еще студентом он стал душой Славяно-варяжского семинара, а через пятнадцать лет его руководителем. Семинар возник в ходе борьбы шестидесятников за правду в исторической науке и стал центром научной оппозиции официальной идеологии.
Немудрено, что в годы демократического обновления Лебедев вошел в первый демократический состав Петросовета и был активным участником сохранения центра города и восстановления в нем исторических традиций. Этот запал он пронес сквозь всю жизнь, и уже в конце ее, в 2001 году, больной и лишенный преподавания, профессор Лебедев возглавил комиссию петербургского Союза ученых, ведшую несколько лет борьбу против засилья ретроградов и псевдопатриотов на историческом факультете, завершившуюся победой науки над идеологическими клише советского прошлого.
Чтобы предъявлять весомые аргументы в выяснении истинной роли варягов на Руси, Лебедев взялся за изучение всего объема материалов о норманнах-викингах, и из этих изысканий родилась его обобщающая книга "Эпоха викингов в Северной Европе" (1985). В ней он показал многогранные контакты славян со скандинавами, из которых родилась балтийская культурная общность. Роль этой общности и силу ее традиций Лебедев прослеживает вплоть до современности - этому посвящены написанные им разделы в коллективном труде "Основания регионалистики" (1999) и многочисленные работы о Петербурге. Его размышления над теоретическими проблемами археологии и ее перспективами вылились в капитальный труд "История отечественной археологии" (1992), ставший основным учебником в университетах России. Отличительной чертой этой книги является умелая увязка истории науки с общим движением общественной мысли и культуры.
Еще студентом, увлеченный и увлекающий всех вокруг, Глеб Лебедев покорил сердце красивой и талантливой студентки кафедры искусствоведения Веры Витезевой, которая специализировалась на изучении архитектуры Петербурга, и с ней Глеб Сергеевич прожил всю жизнь. Он был верным, но нелегким мужем и хорошим отцом. Заядлый курильщик (предпочитавший "Беломор"), он поглощал неимоверное количество кофе, работая ночами напролет. Он жил на износ, и медики не раз вытаскивали его из когтей смерти.
У него было немало противников и недругов, но его учителя, коллеги и многочисленные ученики любили его и готовы были прощать ему всё за тот вечный пламень, которым он горел сам и зажигал всех вокруг.
Без горячего участия Глеба Сергеевича было невозможно представить ни одного значительного события в жизни города и страны. У него была прорва общественных и научных обязанностей. В конце восьмидесятых он стоял у истоков создания общества "Мемориал", и гордился этим как высокой гражданской обязанностью и наградой. А еще он был ладожским скальдом - талантливым поэтом, воплотившим в своих, известных всем ладожским археологам, стихах дух древнего Альдейгьюборга.
Ему было свойственно ощущение мистических связей истории с современностью, исторических событий и процессов со своей личной жизнью. По образу мышления ему был близок Рерих. Тут есть некоторое противоречие с принятым идеалом ученого, но недостатки человека являются продолжением его достоинств. Трезвое и холодное рассудочное мышление было ему чуждо. Он был опьянен ароматом истории (и порою не только им). Подобно своим героям-викингам он жил полной жизнью. Он дружил с Интерьерным театром Петербурга и, будучи профессором, принимал участие в его массовых спектаклях. На выставке в Интерьерном театре рядом с костюмами Петропавловки и Адмиралтейства и сегодня выставлен костюм викинга, спроектированный и сшитый специально для Глеба Сергеевича (и увенчанный его маской).
Когда в 1987 г. курсанты Макаровского училища на двух гребных ялах прошли от Выборга до Одессы по пути из Варяг в Греки по рекам, озерам и волокам нашей страны, вместе с ними тащил ладьи профессор Лебедев. Когда норвежцы построили подобия древних ладей викингов и тоже предприняли на них путешествие от Балтийского до Черного моря, в России была построена такая же ладья "Нево", но совместное путешествие 1991 г. было сорвано путчем. Осуществлено оно было только в 1995-м со шведами, и снова с молодыми гребцами был профессор Лебедев. Когда же этим летом шведские "викинги" прибыли снова на ладьях в Петербург и расположились лагерем, моделирующим древние "вики", на пляже у Петропавловской крепости, в палатках с ними поселился Глеб Сергеевич.
Он дышал воздухом истории и жил в ней. 13 августа, приехав в Старую Ладогу, он привез с собой только что подписанный приказ о создании университетской научной и музейной базы на Варяжской улице. Он приехал сюда победителем, был счастлив оттого, что дело его жизни будет продолжено. Ранним утром 15 августа (день, отмечаемый всеми археологами России как День Археолога) его не стало.
Он хотел, чтобы его похоронили в Старой Ладоге - древней столице Рюрика, и по мистическим планам судьбы пришел умереть туда, где желал остаться навечно.

От имени друзей,
соратников и учеников
проф. Л. С. Клейн

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Эпоха викингов в Северной Европе – один из важнейших этапов исторического прошлого скандинавских стран. Она отделяет десять тысячелетий первобытности от начала собственно исторического периода, который на севере Европейского континента открывается становлением раннефеодального общества, как первой классовой социально-экономической формации.

Последовательный анализ всех доступных изучению аспектов экономики, социально-политической структуры, материальной и духовной культуры, основанный на комплексном исследовании данных разных групп источников (письменных, археологических, нумизматических, языковых), и обобщение результатов этого анализа на сравнительно-историческом фоне и в конкретно-исторической взаимосвязи с развитием соседних государств региона позволяет реконструировать основные этапы этого революционного процесса, охватившего IX – первую половину XI столетия.

Предпосылки к развитию классовых отношений, основанных на общественном разделении труда, в Северной Европе складываются во второй половине I тыс. н. э., после создания северной системы комплексного хозяйства, основанного на использовании железных орудий труда и приспособленного к экологическим условиям Скандинавии. Вплоть до VIII в. социальное развитие сдерживали продолжавшие функционировать и медленно эволюционировавшие институты традиционного родоплеменного строя. Общественная стабильность обеспечивалась свойственным варварскому обществу механизмом «вынужденной эмиграции», существо которого было раскрыто Марксом: «…избыточное население было вынуждено совершать те полные опасностей великие переселения, которые положили начало образованию народов древней и современной Европы» note 724 .

По своему социальному содержанию эпоха викингов представляет собой финал общеевропейской эпохи Великого переселения народов (V-VI вв.), но финал запоздалый, развернувшийся в иных политических условиях. В Скандинавии он вызвал к жизни особое социальное явление – «движение викингов», которое охватило широкие и различные общественные слои, и выработало новые, специфические организационные формы. Движение викингов обеспечило (за счет военных походов и внешней торговли) поступление в Скандинавию значительного количества материальных ценностей. В ходе движения дифференцировались и консолидировались новые социальные группы: военно-дружинный слой, купцы, ремесленники. На базе накопленных материальных и социальных ресурсов сформировались политические институты раннефеодальной государственности, королевская власть, которая последовательно подчинила органы племенного самоуправления, уничтожила или адаптировала родоплеменную знать, консолидировала военно-феодальные элементы, а затем ликвидировала движение викингов. Соотношением всех этих социальных сил на протяжении двух с половиной столетий были предопределены характерные особенности скандинавской средневековой государственности, неизвестные в других феодальных странах Европы (сохранение институтов крестьянского самоуправления, народной вооруженной силы – ледунга, отсутствие крепостного права). В то же время именно к концу эпохи викингов сложились и функционировали основные институты раннефеодальной государственности: королевская власть, опирающаяся на иерархически организованную вооруженную силу (практически совпадающую с классом феодалов и противостоявшую вооруженной организации свободного населения); регламентированное этой властью законодательство, обеспечивающее контроль государства над налогами, повинностями, судом; христианская церковь, освящавшая социальную систему и политический строй феодальной формации. Эти основополагающие элементы средневекового классового общества вызревали на протяжении всей эпохи викингов, а к концу ее уже определяли общественную, политическую и культурную структуру каждой из скандинавских стран. Следуя ленинскому определению: «Государство есть продукт и проявление непримиримости классовых противоречий. Государство возникает там, тогда и постольку, где, когда и поскольку классовые противоречия объективно не могут быть примирены. И наоборот: существование государства доказывает, что классовые противоречия непримиримы» note 725 , необходимо констатировать, что именно эпоха викингов в Северной Европе стала эпохой вызревания и развертывания непримиримых классовых противоречий, завершившихся установлением классового, феодального государства.

Специфика этого процесса в Скандинавии IX-XI вв. заключалась в широком использовании дополнительных, внешних ресурсов, исчислявшихся минимум в 7-8 млн. марок серебра и перераспределенных в итоге в пользу формирующегося класса феодалов (составлявшего с семьями не более 2-3% населения и исчислявшегося в 12-15 тыс. вооруженных людей). Первичная концентрация этих средств была осуществлена силами викингов. Это движение, численность которого достигала на разных этапах 50-70 тыс. человек, привело к своеобразному «перепроизводству надстроечного элемента» в виде военных дружин, оторвавшихся от племенной организации и не вошедших в состав класса феодалов. Постепенная (и неполная) дифференциация викингов, их растворение в составе разных социальных групп средневекового общества (в Скандинавии и за ее пределами); методичная борьба с ними королевской власти, а самое главное – изъятие в пользу государства, феодального класса накопленных излишков средств, подорвали социально-экономическую основу движения викингов и привели к его прекращению.

Это движение было вызвано к жизни политическими условиями эпохи. В отличие от германских и славянских племен IV-VI вв., скандинавы имели дело не с разлагающейся античной, рабовладельческой империей, а с системой феодальных государств – либо сложившихся (Каролингская империя, Византия, Арабские халифаты), либо – складывающихся (Древняя Русь, Польша, полабские и балтийские славяне). На Западе, где норманнам противостояли сложившиеся государства, викинги смогли получить определенное количество материальных ценностей (путем военных грабежей), принять участие в феодальных войнах, частично войти в состав господствующего класса, и усвоить при этом некоторые политические и культурные нормы феодального общества. Эти отношения особое значение имели на ранних этапах эпохи викингов (793-891 гг.), для вызревания в жестоком военном противоборстве организационных форм движения (дружины викингов). В дальнейшем, потерпев военное поражение, скандинавы вышли на западноевропейскую арену лишь после того, как в основе было завершено строительство раннефеодальных государств в Северной Европе.

Отношения на Востоке развивались иначе. Необходимые материальные ценности (через Русь на Север поступило не менее 4-5 млн. марок серебра, т.е. более половины использованных для «феодальной революции» средств), невозможно было получить непосредственно путем грабежей, так как они накапливались здесь в результате многоступенчатой, транзитной торговли славян с мусульманским миром и Византией. Варяги были вынуждены включиться в строительство системы государственных коммуникаций, территорий, центров, институтов, и в силу этого – в значительной степени подчинить свои интересы и цели интересам и целям славянского господствующего класса Древней Руси. Отношения варягов с Русью приняли характер длительного и многостороннего сотрудничества. Оно началось в раннюю эпоху и наиболее плодотворно развивалось на протяжении средней эпохи викингов (891-980 гг.), в самый ответственный для скандинавских стран период собственного государственного строительства.

Эти отношения, охватившие сферу материального производства (ремесло), торгового обмена, социальных институтов, политических связей, культурных норм, обеспечили поступление в Скандинавию не только материальных ценностей, но в значительной мере и социально-политического опыта, выработанного господствующим классом Киевской Руси, который, в свою очередь, был тесно связан с крупнейшим и авторитетнейшим из феодальных государств эпохи – Византийской империей. В это время норманны, столкнувшиеся с государствами «римско-германского синтеза» в безуспешном военном противоборстве, в какой-то мере были втянуты в орбиту иного пути строительства феодализма – на основе взаимодействия общинных, «варварских» порядков славянских и других племен с античной традицией, которая в Византии преемственно развивалась от рабовладельческой формации к феодальной. Некоторые нормы и ценности этого восточноевропейского мира глубоко укоренились в обществе эпохи викингов и на столетия предопределили своеобразие духовной культуры скандинавских стран.

Собственный, «северный», путь развития феодализма окончательно определился в позднюю эпоху викингов (980-1066гг.), когда постепенно были свернуты разносторонние отношения с внешним миром. В середине XI в. скандинавские страны опирались уже главным образом на внутренние, ограниченные ресурсы, чем и определялась в дальнейшем их роль в истории Европы средних веков.

ЦИТИРОВАННЫЕ ИСТОЧНИКИ

Источники даны по способу их цитирования в тексте и размещены в следующей последовательности: сочинения древних и средневековых авторов; эпические произведения (включая саги); кодексы законов, летописи.